Николай Леонов - Один и без оружия [Трактир на Пятницкой. Агония]

Ознакомительный фрагмент

Сейчас Климов зазевался и налетел на Фроловну. Оказавшись нос к носу с «подпольной буржуйкой», он чертыхнулся и остановился в нерешительности.

— Сгорела бабка, — сказал какой-то босяк, взял из корзины пирог и откусил сразу половину.

Климов посмотрел на съежившуюся старушку, вспомнил огромный живот и лоснящуюся физиономию булочника Шмагина, его жирные, в кольцах руки, которыми он развел в недоумении, явившись как-то «искать правду и просить защиты у справедливых товарищей». Климов вспомнил все это, вздохнул, взял из корзины пирог, откусил и, подмигнув босяку, сказал:

— Хороши пироги, а как приобрела Фроловна патент, так стали еще вкуснее. — Он бросил в кружку пятак. — Не забудь заплатить, орел, — добавил Климов, отходя от причитающей старушки.

Климов был уверен, что булочник, конечно, узнает о случившемся и напишет на него жалобу.

На вокзале, когда состав в последний раз вздрогнул и остановился, Климов отошел в сторонку от хлынувшего потока пассажиров и встал, подбоченившись, широко расставив короткие ноги. «Уж что я в прошлом кавалерист — это они точно знают», — думал он, вглядываясь в быстро мелькающую вереницу лиц.

— Здравствуйте, Василий Васильевич! — услышал он над самым ухом, повернулся и чуть было не выругался.

Они были совсем пацаны, эти агенты. Ну, если сказать — восемнадцать, значит, наверняка прибавить.

— Николай Панин, — сказал один и тряхнул рыжими кудрями.

— Михаил Лавров, — высокий худой юноша смущенно улыбнулся, и Климов почувствовал в своей руке тонкую ладонь.

— Ну и добре, — почему-то на украинский манер сказал Климов. — Поехали, хлопцы.

Ребята подхватили мешки и зашагали рядом. Климов шел молча и только иногда поглядывал на своих спутников. В трамвае Панин и Лавров уселись напротив, и Климов имел возможность разглядеть их как следует.

Панин был среднего роста, широкоплеч и рыж. Сквозь веснушки проглядывала нежная розовая кожа, круглые глаза были беспокойны, как ртуть, а нос воинственно торчал вверх. Он безуспешно старался закрыть рот, который все время расползался в мальчишеской довольной улыбке. Он был прост и улыбался так откровенно и радостно, что невольно появлялась мысль, не прячется ли за этой белозубой улыбкой тот самый русский мужичок, который готов по простоте душевной играть в подкидного дурака с чертом и требовать в невесты цареву дочку.

Михаил Лавров был высок, худ и черноволос. В лице его было что-то иноземное. Возможно, кто-нибудь из его предков шагал среди гренадеров Наполеона. А может, еще раньше, с гиканьем и свистом, размахивая кривой саблей, катился с лавиной татарской конницы. Или с серьгой в ухе днем шел по деревням в обнимку с медведем, а ночью воровал лошадей и покой русоголовых девчат. Потому и соединились в лице Лаврова серые загадочные глаза, нос с горбинкой и широковатые скулы.

Они сошли на Зубовской, свернули в переулок и поднялись на второй этаж маленького кирпичного дома.

— Ваше временное жилье, — сказал Климов, останавливаясь перед дверью с большим висячим замком. — Открывайте. — Он достал из кармана два ключа.

Панин открыл замок, широко распахнул дверь и по-хозяйски оглядел почти пустую комнату.

— Моя, — сказал он и бросил мешок на кровать у окна. Хлопнул себя по бедрам и прошелся чечеточкой по щербатому паркету. — Мишка, мы с тобой домовладельцы.

Лавров улыбнулся и, как бы извиняясь за товарища, сказал:

— Спасибо, Василий Васильевич. Мы здесь недолго задержимся, — вошел в комнату и сел к столу.

— Ясное дело, что недолго, — Панин круто повернулся на каблуках и стрельнул в Климова озорным взглядом. — Повяжем ваших бандюг и айда домой.

Климов стоял на пороге, все не решаясь войти и закрыть дверь. Казалось, что, пока дверь открыта, можно еще отказаться от этой затеи. Не посылать ребят в лапы к Серому, распутывать все одному, не прятаться за чужие спины.

Лавров опять мягко улыбнулся и, как бы отвечая на мысли Климова, сказал:

— Входите же, Василий Васильевич. Все будет в порядке. Да не обращайте внимания на Кольку. Он вообще-то серьезный мужик.

Серьезный мужик подлетел к Климову, втолкнул его в комнату и захлопнул дверь.

— Вам вот такой привет от бати, — Панин растопырил руки до отказа. — Он рассказывал, как вы беляков рубали.

Климов улыбнулся. Тяжело ступая по скрипучему паркету, прошел в комнату и уселся верхом на стул.

— Смотри, Мишка, Василий Васильевич сидит на стуле точно как батя.

— Сядь и ты так. Кто тебе мешает? — Лавров сердито посмотрел на товарища.

Климов расстелил на столе карту района. Долго прихлопывал по ней большими ладонями, выравнивая сгибы. Откашлялся и начал говорить. Рассказал о появлении неизвестной банды налетчиков. О том, почему пришли к выводу, что бандитов возглавляет Серый. О его коварстве и жестокости. О жертвах. О неудачных засадах.

Ребята слушали внимательно. Панин то и дело вскакивал, смотрел карту, переживая неудачи районного уголовного розыска, кряхтел и тряс рыжими вихрами. Лавров сидел неподвижно, с отсутствующим выражением на лице и лишь иногда косился на карту.

— Вот такие дела, — Климов облокотился на стол и посмотрел на ребят. — Следовательно, ваши задачи следующие. Стать своими людьми в «Трех ступеньках». Выяснить, кто стоит за Серым. Предоставить мне возможность взять его с поличным или найти иные доказательства его преступной деятельности. И… — Климов замолчал и перевел дух.

— Обнаружить канал, по которому Серый получает информацию о работе вашего отдела, — тихо сказал Лавров и пнул ногой товарища, который уже было выговорил слово «предатель».

— Да, канал, — пробормотал Климов, отворачиваясь. И в который раз стал мысленно вглядываться в лица сотрудников своего отдела.

Рядом раздался какой-то треск, и Климов вернулся к действительности: видимо, это был звук затрещины, так как Панин стоял со стулом в руках, его щека и ухо стали вишневыми.

Лавров по-девичьи взмахнул длинными ресницами, чуть улыбнулся и сказал:

— Николай интересуется, есть у вас предложения по вводу нас в окружение Серого?

— Есть отличная версия, но только для одного, — Климов посмотрел на ухо Панина и еле сдержал улыбку. — Для Николая. Ты, Лавров, для моей версии фотокарточкой не вышел. Тебе придется искать подходы к банде самостоятельно. — Климов говорил, а сам думал о другом. Как убедить ребят быть осторожными? Как объяснить, что риск надо свести к минимуму? Что они, ребята, очень нужны живые? Он вынул трубку и стал закуривать.

— Можно посмотреть, Василий Васильевич? — Панин смотрел на трубку, сдвинув белесые ниточки бровей. — Та самая, что от комбрига получили? Да?

— Та самая, — Климов протянул трубку. — Смотри и слушай. — Он заложил руки за спину и стал расхаживать по комнате. — Сейчас стране трудно. Очень трудно, Николай. Новая экономическая политика. Задача — не умереть от голода. Не хватает денег. Не хватает хлеба. Специалистов. Машин. Всего не хватает, и везде идет бой. — Климов замолчал и посмотрел на притихших ребят. — Не хватает людей и знаний. Я плохой начальник уголовного розыска, а оратор — еще хуже. Ты должен понять это сам, — он смешался и пояснил: — Понять не то, что я плохой оратор, а что именно я тебе втолковываю. Самая большая ценность, какая есть сейчас у большевиков, это люди. Это ты, Николай, и ты, Михаил. Такие, как вы, необходимы большевикам. Абсолютно необходимы. Люди важнее, чем валюта, чем хлеб, чем машины и прочее. Вы являетесь хранителями своих жизней и не имеете права распоряжаться этим легкомысленно. Ваша жизнь принадлежит партии и народу. Вы выполняете специальное задание партии, и непременным условием этого задания является сохранение жизни Николая Панина и Михаила Лаврова. — Климов тяжело перевел дух и вполголоса добавил: — Кроме того, существую я. С сегодняшнего дня я, боевой командир и большевик Василий Климов, в ваших руках. Если вы ошибетесь, то все, что я в жизни сделал стоящего, будет зачеркнуто. Раз и навсегда. Вашу смерть мне не простят. Никто не простит. И я сам не прощу. — Климов подошел к Лаврову и обнял его за худые плечи. — Вам будет трудно. Чужой мир, чужой язык и обычаи. Много плохих людей.

Лавров сжал руку Климова и сказал:

— Сделаем, Василий Васильевич. Можете не сомневаться. В наши с Николаем планы входит долгая жизнь. До самого коммунизма, — он встал, вынул из кармана конверт и протянул Климову. — Наши удостоверения и прочие документы. И это еще. — Лавров положил на стол наган. — Нельзя оставлять. Николай, где твоя пушка?

Панин молча положил на стол наган, высыпал горсть патронов и расставил их аккуратным рядком.

Климов вынул из кармана небольшой новенький маузер и протянул его Лаврову:

— Обращаться умеешь?

Ребята как завороженные смотрели на заграничный пистолет.